Анюта, 39 - 16 мая 2011 14:58

Расскажи мне о любви.
В старом доме, где ужасно воняет рыбой, скисшим молоком и древним духом.
А сегодня ночью я умерла. Так хорошо, когда отпускает, боль утихает. От крови, текущей носом все мокрое и такое яркое и сочное. Почти как настоящее, из кино.
А ещё, а ещё!... А ничего больше нет. И даже каталка в коридоре больницы - не более, чем самообман.
Мне подходит такая смерть?
Иногда я могу от нее отвлечься.
Когда развешиваю каким-нибудь пустым кукольным блядям сладкую и липкую дрянь, я сама начинаю играть в эту игру по своим же правилам.
Люблю рассказывать с таким харизматичным энтузиазмом о преимуществах жизни, тогда как слушатель достаёт сигарету и отточенным жестом подкуривает, пускает дым кольцами и отрешенно смотрит из-под лба.
А у меня ведь сердечный психоз, и мои доктора снова думают, как бы выманить у меня очередную пачку денег. А мне плевать, я могу говорить об этом часами, не имея малейшего представления, о чём идёт речь.
Потом встречаюсь с тобой, болтаю о том, насколько больно умирать.И не замечаю, насколько глупы мои разговоры. Никто ведь не понимает, как это - умереть дважды. И дважды вернуться в этот грязный, продажный и нечестный мир. И я подаю всё это с такой улыбкой, как будто я в дорогущем ресторане пищи для ума. А на самом деле, все это рыгаловка, где пиво на разлив и старые тётки в просаленных фартуках.
И когда я отвлекаюсь, всё вроде бы на своих местах. А ты... Ты не вспомнишь, и не будешь, и не знаешь. Никаких проблем, лишь горы улыбок, слов, поцелуев и признаний. Когда я умираю, суть каких-то мерзких слов, и формулировка теряет всю свою сущность. Как ощущение пространства в море или душевой кабине. Трудно надеяться, когда моя жизнь в чужих руках. Невозможно надеяться, когда в тех же руках - моя смерть.
Отвлеклась настолько, что это переросло в паранойю. Страх, который ты вселяешь в меня своим желанием дать мне нить к жизни, когда я уже умерла. Почему страх? Потому что пообещать - еще не значит выполнить. Когда я была жива - я не обещала. Я делала то, что нужно было, и немного больше. Странно, у меня столько людей, которым при надобности я отдала бы свое дыхание. Если бы была жива. А пока я жила - только ты хотел меня спасти. Хотел, и не спасал. Синдром какого-то дерьма. Поток многословности.

Наверное, более жуткой смерти я никогда себе и не представлю. Разве что меня бросят в колодец с ледянящей водой.
У входа в рай спрашивают проездной билет. А у меня только просроченный талон на жизнь. И я сижу в пижаме, принято говорить, что сидишь именно в пижаме, если умираешь ближе к ночи.
После смерти не нужно думать о времени и все дороги там разного цвета.
И полуразрушенные здания, прямо как наше с тобой, на Ив.Франка 19, держатся на ржавой скрепящей арматуре.
Там старшно. Но так спокойно.
Мне бы подошла эта смерть.
Там ночью специально разбивают окна и зеркала, чтобы я нечаянно порезала ладони и оставила следы на сырых, заплесневелых стенах... И уже никуда не спешила.
Старые таксофоны никогда не дадут услышать голос, который давал мне нити к жизни. А не вбить бы самовольно гвоздь себе в горло?
Разводить сопли - неблагодарное дело. После смерти я слышала, кто сделал это со мной. Голос за кадром сказал, что женщина с польской фамилией.
Но ведь все равно.
Должно быть так.


И нет больше чувства голода.
Ничего нет после смерти. Слез, эмоций. Можно вырвать себе сердце, и смотреть, как кровоточит рана.
Если бы у меня в руках сейчас был нож, я бы со всем своим остервенением кромсала себя.
И снова было бы ярко, и мокро, и глупо. Потому что нет никакого ножа там, где я умерла.
Я та, которой нет.
Знаешь...
А почему больно, если меня нет?
Не ноет, не стопорится сердце... зачем?
После смерти все равно.
А сейчас еще нет.
Сука. Держись...

Знаешь, я всегда изо всех сил держалась... Но не в этот раз.
И ведь плевать совершенно на все. Только перспектива смерти совершенно не греет весной.
Но и от скуки мастурбировать мозги и какие-то части сердца тоже...Все не так, как должно было быть.
Нет того, в кого можно вложить себя... Я его не родила.


Когда я была жива, я разрисовывала лицо. В самом процессе было определенное удовольствие. Маска, под которой не видно той боли, что меня убивала два с половиной месяца.
Вот и все.
Звонки и телефоны закончились, как только наступила смерть.
Зато здесь я могу ездить на ржавых трамваях до потери пульса.
К чему бы это вообще было..
Здесь лед похож на карамель. А если слить кровь - на барбарис.
Только он почему-то горький.

Ничего не бывает просто.
А в онлайне, где я уже никогда не появлюсь, теперь в окнах мне будет мерещится только одно лицо.
Знаешь, как это, когда там, где ты очень часто был, но ничего не замечал вокруг однажды случается что-то или кто-то, после чего не можешь смотреть на это место без содрогания?
И так по всему онлайну.
Куда мне теперь бежать, после того, как я умерла?..
Я же осталась.

Хочется так по-детски и так сладко, и тепло, и мягко... спать.
Я долго не спала, пока была жива. Глаза разъедает тушью.
А мне бы бежать.
Только куда убежишь, привязав себя к батарее ада?
Я не просила удержать меня. Зачем?..
Зачем?
То, что было обещано - можно размазать по стене.



После смерти никогда ничего не начнется.
На надгробных плитах дешевым маркером пишут название групп и имена.

Мне там нравится. Там вместо сладостей стекловата.


Без света, на свете. Жила, умерла.

Стыдно. Больно. И я боюсь, как бы смерть не застряла на кнопке "Повтор".

• 
• 
•