у меня опять приступ графомании...
Алфей с трудом поднялся с постели. „Боги, боги! Почему вы не заберете меня в сумрачное царство Аида?” Старые кости болели так, словно множество маленьких жерновов принялись за свою работу. Сон покинул его, ускользая в призрачное царство Морфея. Рядом беспокойно заворочалась жена и Алфей поспешил выйти из лачуги. Окинув взором небо, заметил, что розовоперстая Эос уже окунула облака в розовую пену и омыла землю росой, сверкающей драгоценными камнями на листьях и траве. Он пошел в хлев и стал неторопливо управляться со своим незатейливым хозяйством. Когда солнечная колесница Гелиоса показалась на горизонте, он подхватил с вечера приготовленную сумку, перекинул через плечо и, взявши посох, вышел на Главную улицу. Главная улица называлась слишком громко – она была единственной улицей деревни. Лишь некоторые дома стояли в стороне, но их было не особо много. Алфей повернул направо и пошел по направлению к морю. Сколько лет он ходил по этой дороге – сначала безусым юнцом, потом зрелым мужем, а вот сейчас сгорбленным седым старцем. Каждый камень, каждое деревцо и кустарник были ему так знакомы, что ослепни он в одну минуту – не растерялся бы и нашел дорогу домой. Алфей шел, на ходу отмечая все, что было непривычно его глазу. Вон у забора горшечника Эрехтея появилась новая куча белой глины. Надо будет заказать ему несколько амфор и горшков, посуда уже вся прохудилась. У вдовы водоноса Телефа совсем покосилась калитка. Одна старуха осталась, мужа схоронила, а сын так и не вернулся с войны. Может и нет его уже… Лишь боги одни все знают. Много ушло молодых и сильных из их деревни, а никто не вернулся… Алфей вышел из деревни и свернул на дорогу, бегущую лентой вдоль моря. Она постепенно удалялась от побережья и поднималась вверх. Дорога прокладывала себе путь сквозь тенистые оливковые рощи, которые омывали ее своими серебристо-изумрудными волнами. Откуда не возьмись, за ним увязалась облезлая рыжая шавка. Алфей пробовал ее отогнать, но шавка, учуяв запах съестного, не желала убегать и продолжала следовать за ним на расстоянии. Поднявшись на холм, он остановился перевести дыхание возле маленького заброшенного храма. От крутого подъема сердце трепыхалось в груди как испуганная птица. Все чаще оно давало о себе знать, сжимаясь до маленькой пульсирующей точки боли, от которой темнело в глазах и перехватывало дыхание. В былые времена он бы пошел к жрецам. Смутные времена…