… посвящается…
… оно еще ничего о себе не знало. Ни формы, ни содержания. Даже род был неизвестен. А о будущем даже речи не шло. Оно знало только, что его этого самого будущего лишают. Причем самым несправедливым образом – не спросив мнения и не предоставив свободы выбора. И это в демократическом государстве, черт побери. Оно бунтовало. Сначала недовольно раздуваясь, как рыба-еж. Колючек было немного, поэтому оно старалось вертеться поактивнее… бесполезно. Потом оно начало стучаться. Стучалось во все поверхности и плоскости. Удары гулко разносились по округе, но ощутимой пользы тоже не принесли. Потом были пинки, завывания и марши протеста с плакатами из подручных материалов. А потом просто – отчаянье. Молчаливое и немного соленое… а потом, когда сил уже не осталось ни на что внятное, - неожиданная и уже не такая желанная свобода…
… «Да» - выдохнула она, зажмурившись и немного съежившись, как будто ожидая, что сейчас, когда она после долгих сомнений и метаний решилась-таки произнести это вслух, жизнь вдруг круто переменится, и ее, хрупкую, взметнет куда-то далеко и высоко, откуда нет шансов вернуться...
…Согласие выпало из ее губ уже обессиленным, лишенным красок и еле различимым радужным пузырем. Извернувшись в последний раз, осознало, что расстояние до объекта назначения немалое (ну кто ж «да» говорит на расстоянии метра), лихорадочно заработало лапками и мыслью. Отпихивая пролетающие пылинки и капельки (кто чихает, когда я иду?), рассеянно понимало, что уже не до подвигов и не до записи в почетной книге памяти – успеть бы, пока не лопнуло….
… Он уже давно не удивлялся ее молчанию. Реагировать на него можно было по-разному: иногда оно умиляло, иногда было должным, иногда слегка раздражало… Но какого черта молчать, когда задан прямой вопрос?! Терпение умирало и подкатывало к горлу. Ну невозможно же все время разгадывать, что там такое за этим взглядом! Он устало вздохнул и пошел к двери…
… оно закончилось на внезапном сквозняке, по инерции перебирая лапками…..